Беглый румын
Мне кажется, что одним из самых важных предметов повседневного быта всякого человека является уважение.
В идеальном случае - сочетание самоуважения и уважения окружающих.
И еще мне кажется, что большинство людей понимает, что уважение - это такая штука, которую нужно как-то приобретать,накапливать, такая штука, которая сама вдруг не появляется.
И последнее, что мне кажется, что иногда она все-таки появляется вдруг и без усилий.
Случай.
Однажды одним летним ростовским вечером в конце восьмидесятых годов прошлого века войсковой наряд в составе ефрейтора Абадзе и рядового меня нес службу.
Неспеша так нес, с оттяжечкой.
И вот несем мы службу мимо какого-то общежития.
Вдумчиво и толково несем - потому как общежитие не какое-то, а очень даже женское.
И, как оказалось, не зря - нам из окна второго этажа машет человек-женщина и просит подождать, делая руками и лицом какие-то многозначительные и энергичные знаки.
У меня возникает чувство, что родина практически в опасности и настал час, когда придется чего-нибудь не посрамить.
Тем временем человек-женщина сбегает с крыльца:
- Пойдемте скорее, он опять пришел, сделайте же что-нибудь!
Кто пришел она не говорит, но судя по всему кто-то нехороший.
Из нехороших людей в то время (мне было 18 лет) я знал лишь капитана Преловского, Джимми Картера и профессора Мориарти.
И я приготовился как мог.
Мы обошли здание общежития с тыла, как показала нам девушка, и в темноте, разбавленной желтым светом общежитских окон увидели нехорошего.
Нехороший был пузатым майором, который стоял на куче отбитой штукатурки и колотого кирпича.
В левой руке майора был старый портфель, а в правой - член.
Вооруженный таким образом майор, как я подумал, вел скрытое наблюдение за передвижением противника через процарапанную дырочку в закрашенном масляной краской окне душевой общежития.
- Не частим, не частим! Четче движение, выше локоть! - громко скомандовал ефрейтор Абадзе, когда мы приблизились к куче кирпича.
Майор сделал вид, что он не при чем, бросил член и быстро начал что-то искать в портфеле.
Может секретную карту, а может не менее секретный пакет, чтобы съесть и чтобы он нам не достался и мы не получили медаль и внеочередной отпуск к месту проживания сроком на десять дней.
Но ефрейтор Абадзе был стреляный воробей, то есть фактически орел и не просто орел, а орел второго года службы, а это я вам скажу!
Он стащил майора вниз за штаны, дал ему ощутимого поджопника своим наглаженным и сверкающим сапогом и задал многозначительный вопрос:
- Ну как дела, военный?
Лицо у майора стало печальное.
Наверное, он вспомнил старушку маму, ее теплые морщинистые руки, пахнущие жареным луком, свою комнату, книжную полку с Фенимором Купером и Майн Ридом, недоделанную модель планера и друзей по двору, с которыми ходил на рыбалку, по грибы, ягоды и металлолом.
И тот торжественный день, когда ему повязали красный галстук перед пионерским отрядом имени Вали Котика.
В общем ему было грустно и одиноко. И даже хотелось вернуться в детство.
Но майор собрал волю в кулак и тихо сказал:
- Ребята, ну чего вы, ну не надо, а...
По правилам защиты родины мы должны были доставить майора в военную комендатуру, составив соответствующие документы.
Майор упирал на то, что не надо, что он больше не будет и что не губите душу. И даже пытался хватать ефрейтора Абадзе за рукав кителя и становиться на колени.
Может быть Абадзе тоже вспомнил маму и своих друзей по двору, а может он просто был добрый и ленивый в тот вечер - я не знаю..но майора в комендатуру мы тогда не повели.
Мы повели его культурный парк имени Горького, где ефрейтор Абадзе приказал мне начертить куском штукатурки на асфальте аллеи такой большой белый квадрат, из которого состоял всякий армейский плац в СССР, а сам сел на лавочку, что стояла на аллее.
Мне был дан приказ провести с майором занятие по строевой подготовке, в частности по теме "Строевые приемы и движение без оружия".
Глубина педагогического замысла ефрейтора Абадзе была в том, что как раз в это время в это место стекались войсковые наряды к месту сбора по окончанию службы.
И примерно полдвенадцатого ночи их усталому взору открывалась следующий пейзаж: я стоял посреди широкой аллеи, а вокруг меня нервно-старательно мельтешил ногами и руками толстенький майор, стараясь изо всех сил не попасть в комендатуру.
- Раз, раз, раз-два-три! Нога поднимается на 15-20 сантиметров, рука идет до отказа, выше жало, боец! -сурово командовал я, пытаясь подражать интонациям старшего сержанта Хуако, учившего нас, молодых, строевой когда мы только пришли в часть.
- Смирно! Равнение на ефрейтора Абадзе! - командовал я, и майор, прижав руки к полненьким бокам, отчаянно выворачивал голову в сторону сидящего на лавочке Абадзе и старался погромче шлепать своими уставными цебовскими туфлями.
Сам Абадзе не спеша ел яблоко.
Идущие мимо сослуживцы старшего призыва удовлетворенно отмечали высокий уровень организации занятия, которое я проводил, а мои одногодки вовсю проникались уважением.
А я-то что? Это просто случай.
Но я не был против.
А майора мы тогда быстро отпустили.
Мы тоже люди.
У нас тоже мама есть.
В идеальном случае - сочетание самоуважения и уважения окружающих.
И еще мне кажется, что большинство людей понимает, что уважение - это такая штука, которую нужно как-то приобретать,накапливать, такая штука, которая сама вдруг не появляется.
И последнее, что мне кажется, что иногда она все-таки появляется вдруг и без усилий.
Случай.
Однажды одним летним ростовским вечером в конце восьмидесятых годов прошлого века войсковой наряд в составе ефрейтора Абадзе и рядового меня нес службу.
Неспеша так нес, с оттяжечкой.
И вот несем мы службу мимо какого-то общежития.
Вдумчиво и толково несем - потому как общежитие не какое-то, а очень даже женское.
И, как оказалось, не зря - нам из окна второго этажа машет человек-женщина и просит подождать, делая руками и лицом какие-то многозначительные и энергичные знаки.
У меня возникает чувство, что родина практически в опасности и настал час, когда придется чего-нибудь не посрамить.
Тем временем человек-женщина сбегает с крыльца:
- Пойдемте скорее, он опять пришел, сделайте же что-нибудь!
Кто пришел она не говорит, но судя по всему кто-то нехороший.
Из нехороших людей в то время (мне было 18 лет) я знал лишь капитана Преловского, Джимми Картера и профессора Мориарти.
И я приготовился как мог.
Мы обошли здание общежития с тыла, как показала нам девушка, и в темноте, разбавленной желтым светом общежитских окон увидели нехорошего.
Нехороший был пузатым майором, который стоял на куче отбитой штукатурки и колотого кирпича.
В левой руке майора был старый портфель, а в правой - член.
Вооруженный таким образом майор, как я подумал, вел скрытое наблюдение за передвижением противника через процарапанную дырочку в закрашенном масляной краской окне душевой общежития.
- Не частим, не частим! Четче движение, выше локоть! - громко скомандовал ефрейтор Абадзе, когда мы приблизились к куче кирпича.
Майор сделал вид, что он не при чем, бросил член и быстро начал что-то искать в портфеле.
Может секретную карту, а может не менее секретный пакет, чтобы съесть и чтобы он нам не достался и мы не получили медаль и внеочередной отпуск к месту проживания сроком на десять дней.
Но ефрейтор Абадзе был стреляный воробей, то есть фактически орел и не просто орел, а орел второго года службы, а это я вам скажу!
Он стащил майора вниз за штаны, дал ему ощутимого поджопника своим наглаженным и сверкающим сапогом и задал многозначительный вопрос:
- Ну как дела, военный?
Лицо у майора стало печальное.
Наверное, он вспомнил старушку маму, ее теплые морщинистые руки, пахнущие жареным луком, свою комнату, книжную полку с Фенимором Купером и Майн Ридом, недоделанную модель планера и друзей по двору, с которыми ходил на рыбалку, по грибы, ягоды и металлолом.
И тот торжественный день, когда ему повязали красный галстук перед пионерским отрядом имени Вали Котика.
В общем ему было грустно и одиноко. И даже хотелось вернуться в детство.
Но майор собрал волю в кулак и тихо сказал:
- Ребята, ну чего вы, ну не надо, а...
По правилам защиты родины мы должны были доставить майора в военную комендатуру, составив соответствующие документы.
Майор упирал на то, что не надо, что он больше не будет и что не губите душу. И даже пытался хватать ефрейтора Абадзе за рукав кителя и становиться на колени.
Может быть Абадзе тоже вспомнил маму и своих друзей по двору, а может он просто был добрый и ленивый в тот вечер - я не знаю..но майора в комендатуру мы тогда не повели.
Мы повели его культурный парк имени Горького, где ефрейтор Абадзе приказал мне начертить куском штукатурки на асфальте аллеи такой большой белый квадрат, из которого состоял всякий армейский плац в СССР, а сам сел на лавочку, что стояла на аллее.
Мне был дан приказ провести с майором занятие по строевой подготовке, в частности по теме "Строевые приемы и движение без оружия".
Глубина педагогического замысла ефрейтора Абадзе была в том, что как раз в это время в это место стекались войсковые наряды к месту сбора по окончанию службы.
И примерно полдвенадцатого ночи их усталому взору открывалась следующий пейзаж: я стоял посреди широкой аллеи, а вокруг меня нервно-старательно мельтешил ногами и руками толстенький майор, стараясь изо всех сил не попасть в комендатуру.
- Раз, раз, раз-два-три! Нога поднимается на 15-20 сантиметров, рука идет до отказа, выше жало, боец! -сурово командовал я, пытаясь подражать интонациям старшего сержанта Хуако, учившего нас, молодых, строевой когда мы только пришли в часть.
- Смирно! Равнение на ефрейтора Абадзе! - командовал я, и майор, прижав руки к полненьким бокам, отчаянно выворачивал голову в сторону сидящего на лавочке Абадзе и старался погромче шлепать своими уставными цебовскими туфлями.
Сам Абадзе не спеша ел яблоко.
Идущие мимо сослуживцы старшего призыва удовлетворенно отмечали высокий уровень организации занятия, которое я проводил, а мои одногодки вовсю проникались уважением.
А я-то что? Это просто случай.
Но я не был против.
А майора мы тогда быстро отпустили.
Мы тоже люди.
У нас тоже мама есть.
-
-
26.07.2005 в 23:46член...
где-то это я уже встречал...
...)))
-
-
26.07.2005 в 23:59-
-
27.07.2005 в 00:01-
-
27.07.2005 в 09:45-
-
02.08.2005 в 07:51