Беглый румын
Иногда бывает такое утро, что просыпаешься совсем рано, часов в шесть-семь.
И не жарко, и солнце где-то там, за деревьями и крышами сараев.
Его еще не видно, но оно уже есть, уже утро.
И почему-то не хочется спать.
Я не зеваю и не почесываюсь, как делаю всякий раз, вставая в десять или одиннадцать часов.
Не иду к холодильницу пить холодный компот или остатки кока-колы без газа.
Я молча выхожу на крыльцо и, открывая глаза только самую чуточку, иду за дом, где остались кусочки спиленного сада и много травы.
И там уваливаюсь на старое, с обтрепаными краями, одеяло.
Вокруг тихо - нет еще полуденного жужания всех этих трудолюбивых пчел и мух, не лают собаки, заснувшие на полчасика после целой ночи бдения за курами, пьяными прохожими и луной.
Сорвавшие голос сверчки бессильно молчат.
Только одному существу нет покою: если перевернуться на живот и приподняться на локтях, а потом немножко приоткрыть глаза, то можно увидеть, что в траве без остановки снуют муравьи.
Рваные, истеричные движения в самые разные стороны почти одновременно.
Наверное, они, как акулы, обречены на вечное движение.
До самой смерти им не остановиться, не вытянуть ноги, не раскинуть руки и не посмотреть бессмысленными глазами в небо.
Как я.
И еще они похожи на Ленина.
Не в том смысле, что они детей любят или носят галстук в белый горошек, а что тусуются с бревном.
Олицетворение трудолюбия.
Простого и бесхитростного - как копать канаву или таскать камни.
И в общем-то, можно было бы наплевать на муравьев в такое утро и лежать, ни о чем не думаю, в утренней прохладной траве.
Но не наплюешь, потому что муравьи в своем безостановочном трудовом энтузиазме уже спешат по твоим рукам, тащат через твою шею свой кругляк и шпунтованные доски.
И им наплевать, что проще обойти или что тащить нужно в другую сторону.
В их фанатичном трудолюбии нет никакого смысла.
И тогда я иду на крышу.
Обычно туда лень подниматься под увитой хмелем лестнице - прилагая силы, ты отрываешь от себя последние кусочки еще не ушедшего сна, а этого так не хочется.
Но поднимаешься.
Там нет травы, с ее убаюкивающим запахом, но и муравьев тоже нет.
Сначала нет...
Ты опять закрываешь глаза, и опять не лают собаки, не жужжат пчелы, не заливает все вокруг зноем еще сонное солнце.
Но кто-то опять тихо, но настойчиво стучится в твой мозг.
Я открываю глаза, переворачиваюсь на живот и смотрю вниз.
Там, внизу, где раньше была трава, теперь видны дворики соседей.
И вместо муравьев там снуют эти самые соседи.
В это раннее утро.
С высоты крыши они напоминают больших и толстых муравьев, хоть и бегают не так резво.
Но в трудолюбии им не отказать.
Они что-то сосредоточенно переносят с места на место, аккуратно складывая и разделяя на кучки.
Веревочки отдельно от палочек, а баночки отдельно от крышечек.
Некоторые кучки они складывают в старые картонные коробки и относят в сарай.
Через неделю они вынесут эти коробки из сарая, сам сарай разберут и начнут рыть на его месте какую-нибудь нужную в хозяйстве яму.
А из досок, оставшихся от сарая, будут старательно вынимать гвозди.
И выпрямлять погнувшиеся.
Они будут стирать и развешивать сушиться какие-то тряпочки, которые, может быть, когда-то были частью одежды.
А может так и были тряпочками, только поновее.
Я часто я вижу, как некоторые из них сосредоточенно сидят с отверткой и стаместкой в руках, поставив перед собой на перевернутый алюминевый таз старый телевизор без кинескопа.
Или красят зеленой краской ржавый корпус от холодильника, который стоит под алычой, возле курятника и помнит Гагарина.
Всем этим они занимаются дни напролет, с раннего утра до позднего вечера, без устали ползая вокруг своего покосившегося домика с поросшей мхом шиферной крышей.
И так было десять лет назад и так будет через десять лет.
И через сто.
Исчезнут динозавры, расстают ледники, женщины добьются права справлять малую нужду стоя, а муравьи будут так же упорно и прилежно тащить свою травинку куда-то к горизонту и служить положительным примером для всех.
Я опять переворачиваюсь на спину и закрываю глаза.
Раннее утро...
И не жарко, и солнце где-то там, за деревьями и крышами сараев.
Его еще не видно, но оно уже есть, уже утро.
И почему-то не хочется спать.
Я не зеваю и не почесываюсь, как делаю всякий раз, вставая в десять или одиннадцать часов.
Не иду к холодильницу пить холодный компот или остатки кока-колы без газа.
Я молча выхожу на крыльцо и, открывая глаза только самую чуточку, иду за дом, где остались кусочки спиленного сада и много травы.
И там уваливаюсь на старое, с обтрепаными краями, одеяло.
Вокруг тихо - нет еще полуденного жужания всех этих трудолюбивых пчел и мух, не лают собаки, заснувшие на полчасика после целой ночи бдения за курами, пьяными прохожими и луной.
Сорвавшие голос сверчки бессильно молчат.
Только одному существу нет покою: если перевернуться на живот и приподняться на локтях, а потом немножко приоткрыть глаза, то можно увидеть, что в траве без остановки снуют муравьи.
Рваные, истеричные движения в самые разные стороны почти одновременно.
Наверное, они, как акулы, обречены на вечное движение.
До самой смерти им не остановиться, не вытянуть ноги, не раскинуть руки и не посмотреть бессмысленными глазами в небо.
Как я.
И еще они похожи на Ленина.
Не в том смысле, что они детей любят или носят галстук в белый горошек, а что тусуются с бревном.
Олицетворение трудолюбия.
Простого и бесхитростного - как копать канаву или таскать камни.
И в общем-то, можно было бы наплевать на муравьев в такое утро и лежать, ни о чем не думаю, в утренней прохладной траве.
Но не наплюешь, потому что муравьи в своем безостановочном трудовом энтузиазме уже спешат по твоим рукам, тащат через твою шею свой кругляк и шпунтованные доски.
И им наплевать, что проще обойти или что тащить нужно в другую сторону.
В их фанатичном трудолюбии нет никакого смысла.
И тогда я иду на крышу.
Обычно туда лень подниматься под увитой хмелем лестнице - прилагая силы, ты отрываешь от себя последние кусочки еще не ушедшего сна, а этого так не хочется.
Но поднимаешься.
Там нет травы, с ее убаюкивающим запахом, но и муравьев тоже нет.
Сначала нет...
Ты опять закрываешь глаза, и опять не лают собаки, не жужжат пчелы, не заливает все вокруг зноем еще сонное солнце.
Но кто-то опять тихо, но настойчиво стучится в твой мозг.
Я открываю глаза, переворачиваюсь на живот и смотрю вниз.
Там, внизу, где раньше была трава, теперь видны дворики соседей.
И вместо муравьев там снуют эти самые соседи.
В это раннее утро.
С высоты крыши они напоминают больших и толстых муравьев, хоть и бегают не так резво.
Но в трудолюбии им не отказать.
Они что-то сосредоточенно переносят с места на место, аккуратно складывая и разделяя на кучки.
Веревочки отдельно от палочек, а баночки отдельно от крышечек.
Некоторые кучки они складывают в старые картонные коробки и относят в сарай.
Через неделю они вынесут эти коробки из сарая, сам сарай разберут и начнут рыть на его месте какую-нибудь нужную в хозяйстве яму.
А из досок, оставшихся от сарая, будут старательно вынимать гвозди.
И выпрямлять погнувшиеся.
Они будут стирать и развешивать сушиться какие-то тряпочки, которые, может быть, когда-то были частью одежды.
А может так и были тряпочками, только поновее.
Я часто я вижу, как некоторые из них сосредоточенно сидят с отверткой и стаместкой в руках, поставив перед собой на перевернутый алюминевый таз старый телевизор без кинескопа.
Или красят зеленой краской ржавый корпус от холодильника, который стоит под алычой, возле курятника и помнит Гагарина.
Всем этим они занимаются дни напролет, с раннего утра до позднего вечера, без устали ползая вокруг своего покосившегося домика с поросшей мхом шиферной крышей.
И так было десять лет назад и так будет через десять лет.
И через сто.
Исчезнут динозавры, расстают ледники, женщины добьются права справлять малую нужду стоя, а муравьи будут так же упорно и прилежно тащить свою травинку куда-то к горизонту и служить положительным примером для всех.
Я опять переворачиваюсь на спину и закрываю глаза.
Раннее утро...
-
-
26.07.2005 в 09:35-
-
26.07.2005 в 10:11-
-
26.07.2005 в 22:39Но у меня ж сила воли... На пляж!
-
-
27.07.2005 в 21:22Знаешь, что страшно? Возвращаясь после отдыха к делам, я с каждым годом всё ближе к такиму муравью.
Хотя, может ты на это и намекал
-
-
02.08.2005 в 08:52муравьи пашут, а стрекозы порхают. муравьи приземленные, а стрекозы возвышенные. муравьи живут кучками, которые называют "социум", а стрекозы - особисты. это даже предмет их гордости. особизм.
муравьи стремятся построить дом. в этом смысл их жизни. стрекозы смеются над этим. для них собственность презренна. важен внутренний мир, интеллектуальный багаж, и иже с ними.
а потом приходит зима...
-
-
16.12.2005 в 15:35